Глава 3. Маленькая модница
Моя карьера манекенщицы началась в Рижском Доме моделей всё с той же знаменитой песочницы в Кировском парке. Это произошло уже в следующем после моего побега году, летом 1963-го. Александра Николаевна Грамолина, главный модельер Рижского Дома моделей, проходя через парк на работу, заметила меня в песочнице. Наверное, это было еще ранее утро, и я не успела перемазаться до неузнаваемости. А возможно, я носилась вокруг песочницы, ведь в ней бы меня точно не заметили.
На скамейках кучковались бабушки и мамаши, а песочница представляла собой целый мир, где строились сказочные города и крепости. Здесь кипела настоящая жизнь и шли долгие песочные бои. Игрушек у большинства послевоенных детей было мало, поэтому каждая вызвала интерес. Дети приносили в песочницу свои игрушки, а сами играли с чужими. Иногда игрушки исчезали под слоем песка, и тогда в их поисках участвовали все, даже взрослые! Случалось при этом откапывать что-то очень древнее. Так ко мне попал трофейный пузырек от духов «Желудь» — настоящий стеклянный желудь с дубовыми листиками. Долго-долго он еще пах остатками духов знаменитой рижской фабрики «Dzintars».
На вопрос: «С кем ты гуляешь, девочка?» я подвела Грамолину к своей бабушке. Они познакомились, поговорили, и Грамолина пригласила нас в Дом моделей, который находился недалеко от парка.
Пройдя кастинг с помощью обыкновенного портновского сантиметра, который подтвердил мои идеальные размеры, я была принята на работу манекеном с неплохой по тем меркам зарплатой — 70 рублей в месяц! Это в 1963 году! Так закончилось мое беззаботное детство и началась трудовая деятельность в творческом коллективе. И продолжалась она ровно четыре года.
— Годы работы в Доме моделей потом зачтутся девочке в трудовой стаж. Как только появится трудовая книжка, обязательно принесите ее нам! — объяснили моей бабушке в отделе кадров, и я это твердо запомнила. Тем более, что бабушка потом не раз мне это напоминала. Но когда я пришла в Дом моделей с трудовой книжкой в руках, на меня посмотрели с удивлением.
— Такого не может быть. Скорее всего, была оформлена твоя бабушка, — заявили мне тоном, не допускающим возражений, даже не полистав ни единой бумажки.
Но моя бабушка точно была на пенсии. Я это отлично помню. Когда я оставалась дома одна, то сама открывала дверь почтальонше, которая приносила бабушкину пенсию. И мне, такой малышке, спокойно отдавали деньги! Я даже ставила какую-то «зюзю» на бумажке, отдавая мелочь почтальонше, как обычно это делала моя бабушка. Далее я устраивала кассу из старого немецкого стула, где на спинке были окошки, и поджидала бабушку. Она расписывалась в подготовленной мною «ведомости» и получала свою пенсию. Получается, что меня спокойнее было оставить одну дома, чем доверить чужим людям. В то время еще не смотрели американские фильмы, где ребенка до 14 лет не положено было оставлять одного дома. Да и фильм «Один дома» тогда еще не был бестселлером.
Надо признаться, что с этого момента, с трех полных лет, я всегда работала только на любимой работе, с небольшим перерывом на образование в школе. Работа в Доме моделей стала первой ступенькой той творческой лестницы, по которой я карабкалась всю свою сознательную жизнь. При этом вершина продолжала отдаляться, открывая новые фантастические перспективы.
Коллектив Рижского Дома моделей был слаженным, очень добрым и красивым. Мы просто жили одной дружной семьей. Когда сейчас показывают производство, где все друг друга ненавидят и подсиживают, и называют на корпоративах под рюмку горячительного этот серпентарий «дружной семьей», я вздрагиваю.
А тогда это было именно так. Ко мне относились как к живой кукле, ведь весь мой рабочий день проходил на столе, куда меня ставили для примерки создаваемых здесь новых моделей. Первые примерки были очень важными для модельеров и очень болезненными для меня. Одежда была собрана на булавках из фрагментов ткани, и уже на мне шла их дальнейшая подгонка.
В тот самый момент, когда платье было собрано, предстояло самое сложное. Платье снимали. Снимали его очень медленно и осторожно, но избежать царапин от булавок было невозможно! Я помню, как задерживала дыхание, чтобы не только не шевелиться, но и стать еще меньше, но все равно получала по коже то чирканье, то укол булавкой. В память об этом моя кожа сформировалась с повышенной чувствительностью ко всяким уколам.
Вот такое нахождение на столе и хождение по выкройкам было моей постоянной ежедневной работой, а счет цифр на больших деревянных метрах — развлечением. Понимая всю важность своей работы, я особо не хулиганила, разве что по пустякам, за которые сама себя и наказывала.
Однажды, когда я была в коридоре, кто-то зашел в наш кабинет, и я решила его там закрыть, засунув свой пальчик в петли для замка. Чудом мне его тогда не поломали. Мой нечеловеческий вой остановил чью-то попытку выйти из комнаты, но пальчик был поврежден и замотан кружевами вместо бинта, так как аптечку в панике никто не смог найти.
Я думаю, что ревела я очень красиво! Когда в моду вошли безразмерные индийские фильмы, мне не надо было учиться плакать без соплей и текущей по щекам туши. Я уже тогда знала секрет: дай волю слезам, и они сами смоют всю твою боль! Главное — не тереть глаза руками и не хлюпать носом! Может, поэтому у меня никогда не было носовых платочков? Ну не нужны они мне были! Особой плаксой я тоже никогда не была. Слезы высыхали сами, а соплями я не страдала.
Несмотря на мою хорошенькую мордашку, я с пеленок знала, что совершенству нет предела и каждый вечер укладывалась спать на бигуди. Всю свою жизнь! С трех лет! Блондинка от рождения, я обладала такими прямыми волосами, что казалось, будто они закручиваются в обратную сторону.
Хотя мой чистый блондинистый оттенок однажды сглазили. Я даже помню этот момент! Мы стояли с мамой в очереди в химчистку, и я терроризировала девочку, которая стояла перед нами. Главное для меня было выпытать из нее главные слова:
— Ну скажи, скажи, что ты меня уважаешь! Скажи!!!
— Уважаю!
Получив желаемое, я выпалила:
— Я вас люблю и уважаю. Беру за хвост и провожаю!
Далее я потеряла к своей жертве весь интерес и, гордо развесив уши, слушала взрослых. Тут-то меня и сглазили:
— Какой чудный цвет волос у вашей дочери! — щебетала латышечка моей маме. — Ей никогда не придется краситься!
Уже в школе, наверное, от растущего ума, чистый блондинистый оттенок уступил место светло-русому или цвету старого золота, а может, оттенку спелой пшеницы?
А пока моя бабушка накручивала мои волосы на папильотки из толстой хлопчатобумажной ткани, с которыми я расставалась, лишь добравшись до работы на трамвае. Зайдя в Дом моделей, бабушка сажала меня под лестницей на большой красный противопожарный ящик с песком и аккуратно снимала «бигуди». Далее пальчиками встряхивала мои кудряшки, делая их настолько естественными, что когда мы поднимались к себе, где сидели модельеры и художники, ни у кого и сомнений не возникало в их подлинности. Особенно глядя на роскошные кудри моей бабушки.
Наш русско-латышский коллектив был удивительно творчески слаженным. Совершенно сказочно было наблюдать, как делает наброски художница. Она сидела в небольшой круглой башенке, которая граничила с комнатой модельеров, и творила там свое волшебство. Мне разрешали тихонечко за этим наблюдать. А иногда мне перепадали настоящие эскизы моделей, которые я несла домой с благоговением!
В квартале по диагонали от нашего дома жила моя любимая модельер Ирина Александровна со смешной фамилией Бот. Мы любили ходить к ней в гости, а ее фамилия ассоциировалась у меня с игрушкой — котенком в ботинке: Бот-ботик-котик!
И хотя на работе все ко мне относились очень хорошо, у меня были и фавориты! Я очень любила глухонемую Гунту. У нее была замечательная улыбка, чудесные лучистые глаза и маленькая родинка у губ. Она была такая нежная, почти воздушная, и слова в общении с ней были бы лишними, хотя она прекрасно читала по губам. Модельеры Ильзе и Ольга тоже были моими подружками. Но больше всего я приставала к нашим звездам-красавицам: Аснате, Инессе и Байбе. Они были не только красивы, но и удивительно терпеливы к малышне.
Когда через двадцать четыре года мы гуляли с моей младшей сестренкой по Старой Риге, мое внимание привлек модный салон «А». Он находился на том самом месте, где у нас проходили закрытые показы мод. Мне показалось это неслучайным, и я решила попытать удачу. Мы зашли.
— А можно мне увидеть Аснату? — спросила я у девочки администратора.
— Ее сейчас нет. Зайдите через полчаса.
Бинго! Я угадала! Это действительно оказался салон нашей красавицы манекенщицы Аснаты Смелтере. В 1991 году еще не было интернета, и я реально не могла ничего узнать и проверить. Полчасика мы провели с сестренкой в кафе, а когда вернулись в салон, то у стойки спиной к нам стояла женщина с аккуратным пучком черных волос, перевязанных черным бантом.
— Аснате? Здравствуйте. Мы с вами работали в Доме Моделей с 63 года.
И случилось чудо! Изящная красавица, на которой время ничуть не отразилось, меня узнала:
— Маринка, ты, что ли?
При этом она практически не изменилась. Та же элегантная красота и шикарная улыбка.
Самой взрослой из всех манекенщиц была Рута. Она представляла моду для полных. Ее плавные движения, стать и уверенность обрамлялись красотой. На подиуме она появлялась величественно, как королева. Позже, уже смотря на современные показы мод, меня всегда удивлял момент: куда делись красавицы манекенщицы? Почему их сменили на подиумах мира бедные бледные барышни, путающиеся в своих худых несуразных ногах, с отпечатком голодного отчаяния в навсегда несчастных глазах?
Детский состав манекенов представляли мы с Артуром. Потом к нам присоединилась Карина, которая в дальнейшем увела моего партнера по подиуму. Я его к тому времени уже прилично переросла, но отдавать боевого товарища другой девочке было все равно жалко.
Хорошо запомнился один эпизод, никак не связанный с моей работой, но случившийся в тех же стенах Дома Моделей. Как-то Грамолина пригласила меня в свой кабинет, где меня ждали три художника. Я уже не помню, сколько времени позировала и как меня рисовали. Главное, что портрет я должна была выбрать сама! Вроде бы я выбрала тот, где мои голубые банты были самыми яркими. Сам рисунок был очень нежным и выполнен то ли цветными карандашами, то ли пастелью. Александра Николаевна повесила мой портрет себе в кабинет. Это сейчас вешают портрет президента, а тогда можно было украшать свой кабинет и милой мордашкой ребенка. Знать бы дальнейшую судьбу этого портрета…
Венцом работы и отчетом перед рижанами становился показ мод. Но до него еще было слишком много времени. Сначала проходил самый ответственный закрытый показ в Старой Риге, где комиссия принимала новые модели.
Манекены — демонстраторы одежды должны были показать комиссии не только оригинальный покрой и красоту нарядов. Особое внимание уделялось удобству. Если сравнивать нынешние модели, то сейчас это просто «испанский сапожок» или «проклятие модельеров». Что одежда, что обувь. Для чего и для кого всё это выпускается — непонятно. Может, поэтому мужчины ненавидят магазины одежды, и огромное количество людей предпочитает спортивный стиль и джинсы?
В мои обязанности входило показать все достоинства платьев и детских костюмчиков. При этом нужно было вести себя естественно: поднимать руки, чтобы было видно, что рукава удобные и не тянут за собой платье. Показывать карманчики и то, что они не декоративные, а вполне рабочие. Ими удобно пользоваться и класть туда платочек или конфетки.
В этом же зале проходила и моя первая новогодняя елка. Я четко помню многие детали из своего волшебного детства, но с заучиванием стихов и разных других текстов у меня всегда была катастрофа. И вот в этом зале надо было прочитать стихи Деду Морозу, чтобы получить подарок.
— Я прочитаю стихи, но с подсказкой! Бабушка, иди сюда!
С грехом пополам, с помощью бабушки я прочитала что-то очень сложное про какого-то мишку. Так мы заработали белый с красным кораблик, большой и неуклюжий. Он долго у меня валялся, иногда плавал в ванной. Я его не любила, так как просто не могла найти ему подходящее применение.
Публичный показ мод традиционно проходил во Дворце спорта «Динамо». И нам, юным звездам, было дозволено самое шикарное развлечение. Нам разрешалось до показа мод носиться с другими детьми по «языку», как называли узкую дорожку подиума, выходящую в зал. Дети и не догадывались, что потом, когда они будут тихонечко сидеть в зале со своими родителями, мы будем там, на подиуме, «воображать себе» под музыку. Под живую музыку настоящего оркестра!
Музыканты сидели на смешном балкончике, куда можно было добраться только по внутренней лестнице. Под каждую коллекцию моделей, а иногда и под саму модель, играла своя особая музыка. Мне удавалось лично договариваться с музыкантами, чтобы, когда выходила я, играла песня «Солнечный круг».
Показ мод заканчивался ярким финалом. В черной бурке выходила красавица Байба. Она была похожа на казачка, и зал взрывался аплодисментами.
Во время работы в Рижском Доме моделей у нас случались командировки на съемки в Москву и Ленинград. Отлично помню один из таких перелетов. Это был мой первый полет на самолете. Летели мы тогда в Ленинград. Меня, как всегда, сопровождала бабушка, а стюардессы подкармливали конфетами. Но так как усидеть в кресле было для меня невероятно сложной задачей, в момент, когда бабушка задремала, я ускользнула от нее вслед за стюардессой. Боже, моей бабушке тогда был всего 51 год! По нынешним меркам это просто девчонка!
Следующий миг я запомнила на всю жизнь! Я зашла в кабину пилотов, и меня усадили в кресло летчика! В настоящее кресло! Настоящего пилота! Не только усадили, но еще и наушники надели. Они были огромными и сползали с меня. Передо мной была панель с мерцающими лампочками и кучей всего волшебного! Если я закрою глаза сейчас, то она будет все так же мерцать! В это время я еще не знала, что бабушка Надя уже проснулась и хватилась меня! Ее, конечно же, успокаивали: «Ну куда она денется из самолета?»
Но стюардесса, с которой я ушла, так и оставалась со мной и о переполохе ничего не знала. Это был мой второй «побег от реальности», за который меня опять никто не ругал. Были же времена, когда об угонах гражданских самолетов еще ничего не слышали. Как же я потом всем хвасталась, что «рулила» самолетом! Вот почему-то в фантастику тогда верили, а мне нет. Хотя мои приключения часто теряли связь с реальностью
В Ленинграде мы жили в самой высокой гостинице того времени! А нашими соседями по завтраку была пара негров. Не помню, что именно они заказывали на завтрак, но в их меню неизменно входили апельсин и шоколадка. Ясное дело, что эти же продукты быстро пополнили и мой утренний рацион. Один негр угощал меня апельсином, другой — шоколадкой.
Запомнился и еще один очень забавный эпизод. Как-то во время обеда мне попалась картофелина с глазками! Видно, повар поленился. Она была тут же надета на вилку. А я с криком «замухрышка!» нырнула под стол вместе со своим боевым товарищем Артуром. Вот это было настоящее приключение! Белые скатерти были в пол, а мы с Артуром ныряли от столика к столику, дико пугая тех, чьи ноги мы там встречали. Как же нам было весело!
В Ленинграде у нас были съемки для всесоюзных журналов мод в парках и на улицах города. В то время вновь входили в моду пелерины — яркие плащи-накидки без рукавов, лишь с прорезями для рук. Судя по фотографиям в журнале, удержать меня на месте всегда было сложно.
