Глава 17. Пионерское лето
Ездить на отдых в пионерский лагерь я начала очень рано, после первого класса. Удивляюсь тем, кто сейчас пишет про наше пионерское детство всякие пасквили. Либо они слышали о нем от нытиков-бабушек, либо просто наслушались страшилок. А ведь это было золотое время!
Сколько нужных навыков осваивали ребята под присмотром квалифицированных педагогов. Мы практически не имели свободного времени — все было расписано от рассвета до заката и дальше. Все сочеталось со специфической прибалтийской погодой. И хотя мой любимый пионерский лагерь «Огонек» располагался на берегу моря в Пумпури, одной из станций Юрмалы — Рижского Взморья, купались мы далеко не каждый день.
Если небо хмурилось, мы дружно отправлялись в лес на охоту. В черничный сезон собирали чернику и бруснику. Считалось, что чем чернее у тебя зубы и руки, тем больше ягод ты съел. Поэтому первыми ягодами черники мы тщательно натирали зубы, а потом высовывали свои черные, как у чау-чау, языки и сравнивали их. А голубику за ягоду мы тогда не считали вообще.
Когда черничное время заканчивалось, мы ходили в лес по грибы, которых, благодаря частым грибным дождикам, выползало несметное количество. При этом соблюдалось золотое правило — собирать только те грибы, которые знаешь. Встречались и очень ядовитые. Нам о них рассказывала воспитательница, она же проверяла и наш улов.
Перед выходом из леса мы аккуратно переворачивали свои корзинки. Воспитательница тщательно проверяла каждую. Если в корзинке находился хоть один ядовитый или подозрительный гриб, вся кучка грибов из корзинки оставалась в лесу на траве. Зверюшки уж точно разберутся, что для них пойдет. Так что из нашего пионерского лагеря все выходили квалифицированными грибниками.
Грибы мы собирали исключительно трубчатые и благородные. Пластинчатые были под запретом, как наиболее ломкие. Поэтому у нас в корзинках в основном красовались: белые, боровики, подосиновики, подберезовики, маслята и моховики. Все грибы срезали чистыми, крупными и красивыми. Даже красавиц лисичек мы не собирали, но не из-за того, что они пластинчатые, а потому, что они росли в песке, который не отмывался.
Собранные грибы отправлялись в столовую, где из них для нашего отряда готовили вкусный ужин. При этом грибные ароматы сводили с ума всякого, проходившего мимо.
В одном из пионерских лагерей, где я отдыхала, педагог придумала как сделать для нас «живой прогноз погоды». Мы долго носили из леса сосновые шишки, пока не выложили из них под окнами нашего отряда семью из трех медведей. Взглянув с утра в окно, можно было сразу определить, тепло там или холодно. Если медведи обладали бурыми шкурами, то есть сосновые шишки открытые, значит, тепло, и мы идем на море. Если на траве паслись белые медведи, шишки от холода плотно сжаты — идем гулять в лес.
Пионерский лагерь «Огонёк»
Наш лагерь обладал огромным размером. Он занимал четыре квартала в Пумпури, между которыми располагались улицы и ездили машины. Покидать территорию лагеря строго-настрого запрещалось. У нас было 13 отрядов. 1 отряд — мальчики, 2 и 2а — девочки, 3 отряд — мальчики и так далее. Только 10-й отряд состоял из девочек и мальчиков, а самый младший — 12-й — из девочек.
Каждое утро на линейке мы поднимали флаг Латвии. Его несли лучшие дети из дежурного отряда. Мне такая честь несколько раз выпадала, включая и самое важное — сам подъем флага. Частенько я была и председателем отряда, как обладательница громкого командного голоса. Когда к нам приезжали иностранные гости, поднимали и флаги дружественных стран. Получается, в лагере также хранился и приличный запас флагов Социалистических Республик.
Патриотическое воспитание было на высоте. Мы с упоением играли в «Зарницу». Я традиционно попадала в санитарный отряд. Мы даже имели представление о том, как оказывать первую помощь, как накладывать шины при переломах, останавливать кровотечение, обязательно указывая время наложения жгута! Всё по-взрослому. Самые маленькие и легкие играли роль раненых. Нас учили ориентироваться на местности и многим военным хитростям. А наши почти настоящие погоны оторвать можно было только с плечами.
Фотокружок
В пионерском лагере был фотокружок, где я овладела первыми навыками фотографа. Очень серьезный кружок. Мы учились не просто фотографировать, но и выстраивать кадр, и высчитывать экспозицию. Мы работали вслепую, когда заправляли в черную катушку отснятую фотопленку. Наматывать ее для проявки по улитке донышка оказывалось очень сложной манипуляцией! Позже мы узнали, что можно просто наматывать фотопленку на специальную пузырчатую основу.
Мы работали с химикатами, проявляли пленки и сами печатали свои фотографии. Удивительно интересное занятие! Детям необязательно было иметь свой собственный фотоаппарат. Все обучались на обычном лагерном фотоаппарате «Смена».
Моим же первым фотоаппаратом стала крутая зеркалка «Зенит-С», которую мне подарил мой дядюшка Сережа из Саратова, когда я перешла в третий класс. Себе он в то время приобрел «Практику». Немецкая ГДРовская зеркалка «Praktica» была мечтой многих, и дядюшка сделал себе такой подарок.
Меткий глаз!
В тир меня тоже привел дядя Сережа. Он учил меня стрелять, а потом присылал деньги на патроны. Пульки стоили две копейки, и на двадцать копеек сбивалось десять фигурок, включая самую сложную — мельницу. Почему сложную? Потому что у нее была самая крохотная мишень, и при попадании в цель, мельница начала вращать крыльями!
Самым трудным для меня было зарядить ружье. «Переломить» его девочке — это задача для сильных рук! Я зажимала ружье коленями и только так могла его зарядить. Поскольку в тир я одна ходила редко, мои друзья-одноклассники Павлик с Артуром помогали мне в этом. Любовь пострелять у меня продлилась надолго. Все зачеты по стрельбе я сдавала блестяще. А когда я уже работала архитектором, и у нас в проектном институте проводились соревнования по стрельбе, я заняла первое место с 47 очками из 50! На втором месте была девушка с 15 очками.
Щурясь от яркого света после уроков фотокружка, я переходила в кружок рисования. Комнаты граничили между собой. Интересно, что рисование у нас преподавал художник, с дочкой которого я в дальнейшем училась в архитектурной группе. Требования предъявлялись серьезные. Я безумно любила рисовать, хотя так и не научилась делать это хорошо. Мой неуёмный перфекционизм мешал моему творческому началу. Ведь фотографии с детства получались у меня лучше, чем рисунки. Может, поэтому я и стала в дальнейшем профессиональным видеооператором и фотографом.
Соревнования
В шахматном кружке нас учили сражаться как в шахматы, так и в шашки. Постоянно устраивались соревнования. Бывали даже международные, когда мы играли в шахматы с иностранными гостями. Они потом одаривали нас приятными вкусняшками: жвачками, маленькими шоколадками и конфетами. А мы дарили иностранцам значки с видами Риги. После игры мы честно делились друг с другом, откусывая угощения по маленьким кусочкам.
На территории нашего отряда стоял новусный стол. Это потрясающая игра, которую я встречала только в Риге и до сих пор мечтаю о ее покупке. Она чем-то напоминает бильярд, но стол квадратный и деревянный. А кий используется для удара по цветным деревянным шайбам, напоминающим шашки. Увлекательная игра на меткость. Мне не раз удавалось первой начинать и заканчивать игру, прямо как в «Чапая» в шашках.
У нас же располагались волейбольная и баскетбольная площадки. Мы играли в настольный теннис и бадминтон. Если мне не изменяет память, играть умели все: кто-то лучше, кто-то хуже. Но все имели представления об этих играх и с удовольствием принимали в них участие.
В нашем отряде была девочка, которая лучше всех играла в новус. Она стала нашим тренером, хотя могла просто всех обыгрывать. Но ей было интереснее воспитать достойных соперников, чтобы с ними потом сражаться!
У этой девочки был брат — боксер. Он обучил ее расслабляющему массажу после боя. Разумеется, эта девочка передала свое мастерство и нам. Цель массажа заключалась в том, чтобы человек, которому его делали, просто засыпал. Забавный эффект, правда! Уже в другом пионерском лагере, который находился на северном побережье Рижского залива, я испытала этот прием на нашем пионервожатом.
Школа Дунтес
Лагерь располагался в бывшей школе Дунтес. Здание было построено еще в 1867 году, и, судя по внешнему и внутреннему виду, ни разу не ремонтировалось. Пионеры придумали милую песенку — гимн лагеря:
Ах, эта школа Дунтес стоит уж много лет,
Скорей бы провалился проклятый туалет.
С лестницы скрипучей свалился пионер.
Удрать бы в этот город,
Который с буквы Р…
Рио-де-Жанейро, а-ля Франце Париж…
Мы с подружкой Леной были детьми сотрудников, так как ее мама, тётя Нина, работала в лагере поваром. И мы очень часто тусовались с детьми из старшего отряда.
Как-то у нас был однодневный поход, конечной точкой которого стал отдых на море. А до этого мы бродили какими-то козлиными тропками с нашим пионервожатым, пока вконец не заблудились. Безусловно, наш вожатый виду не подавал. В конце концов, уставшие, мы добрались до хутора.
Все изнывали от жажды, а в жилых местах всегда находились колодцы. Мы постучались. Нам открыла пожилая латышка, плохо понимающая по-русски. Знаками мы объяснили: «Попить бы!» Она кивнула и ушла в дом, чтобы вернуться с большим глиняным кувшином и кружкой. Но там оказалась не вода, а молоко! На вопрос насчет воды, она объяснила, что вода в колодце просто ледяная. А мы, дети, с жары распаренные, можем заболеть. А вот молоко в самый раз, и сил придаст. Такая забота латышки-хуторянки запомнилась мне навсегда. А молоко было очень вкусное!
Хуторянка показала нам дорогу на море. Но когда мы добрались до берега, в воду нас не пустили. Без лысого лагерного врача по прозвищу Фантомас заходить в воду категорически запрещалось. Он обычно с камней торжественно опускал в море термометр. Если вода была теплая, градусов 18, купаться пионерам разрешали.
Мы с подружкой, конечно, купались в любой воде. Помню, как Фантомас объявил: «Вода 10 градусов! Купаться нельзя». А нам-то можно! И мы, все такие на понтах, залезаем в эту ледяную воду! Удивительное ощущение, когда пальцы ног не сводит, они просто пытаются забежать друг на друга, чтобы согреться!
И вот. Мы все взмокшие, видим рядом море, но купаться вожатый запретил. Мы с Леной, чтобы не обижать ребят, тоже в воду не идем. И тут мне приходит в голову гениальная мысль. Я подхожу к вожатому со словами:
— А давай я тебе сделаю профессиональный массаж, который делают боксерам после боя! Я умею! Ты расслабишься и отдохнешь.
Вожатый согласился, улегся на живот, а я взгромоздилась ему на спину. Далее всё, как учила нас девочка. Шаг за шагом, мышца за мышцей. С разговорами, с прибаутками. От легкого к сложному. Был момент, когда вожатый взвыл, и рука его потянулась к топору! Да-да! Топорик у нас с собой тоже имелся! После массажа я встала и скомандовала ребятам: «А теперь купаться!» Все побежали к морю. Вожатый сделал попытку встать:
— К воде не подходить!
И рухнул на песок. Я укрыла его полотенцем, чтобы он не сгорел. Мы просто окунулись. Плавать в ледяной воде — еще то удовольствие. Парень очухался не сразу и больше меня к себе близко не подпускал. Расслабляющий массаж реально сработал, расслабив человека до состояния тряпки.
Чудесное спасение
В отличие от золотого песка Юрмалы, северное побережье Рижского залива сплошь каменное. Огромные валуны с ледникового периода и вообще камни всех размеров делают эти места удивительно живописными.
Но у меня с камнями не сложилось. Я не могу ходить по ним босиком. По траве еще как-то хожу, если пчелы не подкарауливают, а по гальке просто никак. Кожа на ступнях как была моей головной болью, так и осталась. Она настолько нежная, что любой шаг по камням дается мне, как Русалочке!
Поэтому я в своих босоножках, тех самых, красных из ткани на деревянной платформе, что подарила мне соседка Герда, добиралась до последнего камня у воды. Там я снимала босоножки и сразу уходила на глубину, чтобы можно было плыть. Точнее, плавала я, как топор, так же профессионально. А вот передвигалась по воде на спине вполне прилично и быстро. Так я сдавала зачеты по плаванию.
И вот в один из прекрасных летних дней, оставив красные босоножки на валуне, я поплыла. Вода оказалась на редкость теплой. Возможно даже больше двадцати градусов. Я расслабилась и нежилась в чистой морской воде, считая облака на голубом небе. Но в какой-то момент, перевернувшись на живот, я вдруг увидела перед собой огромные камни.
Когда я поняла, где эти камни находятся, у меня от страха перемкнули мозги. Я запаниковала! Это было очень далеко в море! На этих камнях обычно сидели чайки! Я никогда не видела там людей! Вместо того, чтобы доплыть до этих камней, отдохнуть и набраться сил, я рванула назад к берегу. До берега я не дотянула, была без сил. Я тупо переворачивалась то на спину, то на живот, чтобы посмотреть, где берег.
И вот один из мальчишек вдруг понял, что со мной что-то не так. Он кинулся в воду, быстро до меня доплыл, помог мне добраться до берега и вынес на руках из воды. Потом мне принесли мои красные босоножки. Парнишка был обыкновенный, до этого момента. А тут он стал не только моим спасителем, но и уважаемой знаменитостью! До этого поступка его главным достижением за смену оставалась жестянка с комарами! Круглая банка из-под монпансье, таких маленьких разноцветных душистых леденцов, почти полностью заполнилась комарами, собственноручно им убитыми. Он просто бродил между нами и хлопал комаров. Северное побережье всегда славилось их безумным количеством.
А еще мальчишки донимали меня из-за трафаретов. Я неплохо рисовала примитивные картинки и вырезала из плотной бумаги трафареты для маек. Заполняли их обычной тушью. Потом рисунок проглаживали, и краска долго держалась. Я спасалась от надоедливых мальчишек на соснах. Одна из них была особенно любимая. До первой ветки нужно было допрыгнуть, потом раскачаться, перевернуться на ней и, уже забравшись на нее, продолжить путь к вершине. У меня всегда с собой имелась книжка, и я могла долго там читать, оставаясь незамеченной. Но если мальчишки все-таки пытались меня достать, я забрасывала их сверху шишками, исключительно в поучительно-оборонительных целях. И не боялась же свалиться оттуда!
Месть скверного мальчишки
В «Огоньке» я отдыхала как обычный ребенок, без привилегий «детей сотрудников». Высоких сосен я там не покоряла, но оставалась забиякой. Не могла удержаться! На прицеле у меня постоянно находился один мальчишка —скверный, с большой торчащей родинкой на подбородке. Не помню уже, что мы с ним не поделили, но я обозвала его Бородавкиным. И это прозвище намертво к нему прилипло, хотя его фамилия была как у известного гонщика — Шумахер! Но знаменитый гонщик тогда еще под стол пешком ходил.
И этот пацан мстил мне за это не по-детски. Я убегала от него на баскетбольную ферму. Это такие стойки для крепления баскетбольных щитов, похожие на опоры высоковольтных линий электропередач. Я за считанные секунды, как обезьянка, взлетала туда, пряталась за щитом и обстреливала обидчика камушками, которыми предварительно набивала карманы.
Но один раз мне крупно не повезло. Не знаю, когда этот пацан натренировался так же быстро взбираться на баскетбольную ферму, но едва я туда забралась, как этот тип оказался рядом со мной. Нос к носу. С огромным букетом! Нет, это не стало признанием в любви. Его букет состоял из крапивы! И он со всей дури отхлестал меня крапивой по лицу!
Я ничего не могла поделать, я осталась один на один с разъяренным подростком. Отхлестал он не только лицо. Я была в брюках и любимой тельняшке. Все, что не прикрывалось одеждой, вздулось страшными волдырями. А вечером — танцы! И я, кого за уши нельзя было оттащить с танцев, сидела в отряде на окне, поставив распухшие ноги на крышу другого отряда, и рыдала. Ожоги прошли быстро, а прозвище Бородавкин прилипло к мальчишке на долгие годы.
От звонка до звонка
Смену я проводила с первого до последнего дня. Иногда случалось попасть на две смены вместо одной, и это было просто шикарно. Никогда не понимала я ноющих по вечерам детей, которые, отвернувшись к стенке, тихо размазывали по ней сопли. Они хотели домой! Зачем? Ведь в лагере всегда было так весело!
Интересно, что и наши дети ездили в пионерский лагерь с большим удовольствием. Правда, для их родителей, то есть для нас с мужем, один из родительских дней превратился в настоящий квест.
Дочка уже до этого бывала в лагере, а сын поехал впервые. Так уж сложилось, что тем летом около нашего дома, точнее, между нашим домом и детским садом, который посещал сын, нашли радиационное пятно. Причем обнаружили его прямо из космоса! Не знаю, каким образом, но обнаружили. Когда-то это была территория завода, и там вместо утилизации закапывали в ямы неисправные приборы. Никто и не догадывался, что они опасные. Сын сразу же сбежал из детского сада со словами:
— Я не буду туда ходить! Там радиация!
А так как осенью сын шел в первый класс, мы возражать не стали. Муж «эвакуировал» нас на заводскую базу в бухту Инал, где мы и отдыхали два потока — целых двадцать дней! А далее он отправил детей в пионерский лагерь. И вот, впервые во взрослой жизни мы с мужем вдруг остались совершенно одни. Одни без детей. Непривычное чувство, словно нас обокрали. Меня с трудом хватило на две недели, потом я поняла, что сойду с ума, если немедленно не увижу своих детей живыми и невредимыми.
Естественно, купить в сезон билеты в Анапу было нереально, и на работе мне посоветовали ехать на море автостопом. Муж, придя со службы и увидев меня в полном сборе, сразу подхватил идею, и мы рванули к нашим детям! Доехав до конечной южной точки Краснодара на городском транспорте, мы начали голосовать под Яблоновским мостом, где нас и подобрал рейсовый автобус, идущий в Новороссийск. Уже ближе к цели!
На юге темнеет быстро, и едва автобус высадил нас на развилке Новороссийск-Анапа, как на нас обрушилась настоящая ночь. А с нами еще зачем-то увязался мужичок кавказской национальности. Низенький, черненький и с портфелем. Молчаливый.
— До Анапы 30 километров. И если мы будем идти быстрым шагом, около 5-6 километров в час, то к утру будем на месте, — с энтузиазмом уверила я мужа.
Так как других вариантов не предвиделось, мужчины со мной молча согласились, и мы бодро пошагали по пустому шоссе в сторону Анапы. В 1990 году круглосуточных пробок в направлении моря еще не наблюдалось, а редкие машины странную троицу объезжали на приличном расстоянии. Может, нашу парочку и подобрали бы, но мужик с портфелем, скорее всего, их настораживал.
Но в Верхнебаканском нам повезло. Таксист кого-то туда привез и смело взялся довезти нас до автовокзала в Анапе. Там нас быстро прибрала к рукам бабушка, сдающая комнаты посуточно. Подобрала, обогрела… и далее по тексту.
Комната, которую нам сдали, оказалась типичной «приморской». Ее длина равнялась длине проваленной металлической кровати с панцирной сеткой, а ширина составляла ширину односпальной кровати плюс стул. Естественно, выспаться в этом скрипучем гамаке было невозможно. Но учитывая, что ночь у нас по плану вообще ожидалась в марш-броске, мы как-то перекантовались.
Главное, с утра нас ждали теплые и ласковые объятия наших детей, живых и невредимых! Сын еще добавил копоти к своему морскому загару, и напоминал негритенка, сливаясь по цвету со своими темно-коричневыми вельветовыми шортиками. Он бежал к нам босиком, так как обувь на нем всегда горела, и продолжает гореть. Дочь написала об этом в письме, поэтому ребенка мы сразу же обули. А потом решили покататься с детьми на катере и заодно поплавать в чистом море вдали от суеты.
— Поторопитесь, катер вот-вот отойдет, — предупредили нас в билетной кассе.
Муж с детьми успел пробежать по мостику, а перед моим носом его убрали, и безалаберные морячки весело протянули руки:
— Прыгайте сюда, мы вас поймаем.
Я с ужасом смотрела, как отодвигается катер с мужем и детьми, в отчаянных глазах которых быстро росла черная бездна между бортом и пристанью. Я разбежалась и прыгнула. Муж этот мой прыжок помнит до сих пор. Точнее, вспоминает с ужасом, ведь я могла и промахнуться, или просто споткнуться, или умереть от страха еще в полете.
Тогда и сейчас
Если сравнивать те условия, в которых жили мы, советские пионеры, и те, в которых скучают современные дети, это, конечно же, небо и земля. Палаты были огромные, в них стояли металлические кровати с сеткой, на которых мы прыгали до потолка. Точнее, прыгать не разрешалось, но когда никто не видел, мы наслаждались этим от души!
Удобства состояли только из умывальников и тазиков, в которых пионеры мыли ноги. Вода была холодной, а дети закаленными. Но грязными мы не ходили. Мы же купались в море! Да и южной жары с пылью мы не знали. Поэтому один раз за смену нас на электричке возили мыться в баню в Дубулти. Там рядом со станцией располагалась большая баня. Я всегда была очень брезгливой и жутко стеснительной, и ритуал, где все голые и мокрые, пугал меня до смерти. Спасали только мои длинные волосы, которыми я укрывала грудь.
Воспитательница драила нас с усердием, проверяя, чтобы волосы у всех скрипели. Потом длинноволосых ополаскивала для блеска водой с уксусом. В те времена хорошие шампуни были большой редкостью. Все гонялись за польским коричневым перламутровым шампунем «Пивный». Еще покупали «Яичный», голубой шампунь для сухих волос и зеленый для жирных. Рекламы, как и самих шампуней, тогда не было, и мыть голову каждый день никто не пытался. Ну, за редким исключением. Рекомендовалось мыть голову раз в неделю, а длинные волосы — раз в десять дней.
А вот туалет в пионерском лагере был «типа сортира». Один домик на два места располагался на территории ближе к младшим отрядам. В нашем квартале находилось четыре девчачьих отряда. И перед этим заведением обычно выстраивалась очередь, где девчонки, как на конкурсе красоты, соревновались в красоте своих пижам. Моя оранжевая пижама в белый горох с оборками на руках и ногах была самой красивой в нашей смене.
Соревнования и концерты
Кроме всего этого, у нас постоянно проходили спортивные соревнования. Сначала мы состязались между собой, потом лучшие попадали на соревнования между пионерскими лагерями. Мои дисциплины были: прыжки и метание теннисного мяча. Один раз на соревнованиях между лагерями я случайно попала мячом в мегафон, который держал человек. Вроде он был у него в руках, а не у рта. А то точно бы человек остался без зубов, и я бы такое запомнила на всю жизнь.
Кроме игр, в нашем «Огоньке» на высоком уровне была развита художественная самодеятельность. Мы пели и танцевали. Наш аккордеонист немой Артур замечательно музицировал, заменяя одним инструментом целый оркестр.
Мы постоянно готовились к концертам и выступали перед родителями и иностранными гостями, делегации которых приезжали к нам из социалистических стран. Мы знакомились с ними и даже в дальнейшем вели переписку. Моей подруге из болгарского Перника было 32 года. Не знаю, зачем она переписывалась с 13-летней девочкой и поздравляла меня со всеми праздниками, присылая открытки с видами болгарских городов. Она писала мне на болгарском, я на русском, и мы вполне друг друга понимали. У меня даже сохранились с ней фотографии.
Концертный репертуар у нас был очень насыщенным. Мы танцевали и русские, и украинские танцы, и латышские, и венгерские, и молдавские, и белорусские. И на все танцы у нас были национальные костюмы, которые приходилось очень быстро переодевать. Индивидуальные номера включали узбекские и индийские танцы. Словом, всё проходило очень круто и безумно интересно! Мы наслаждались танцами, а гости искренне отбивали ладоши! Общий восторг!
Одну смену у нас был худрук-чечеточник. Он забавно выплясывал и учил всех желающих чечетке. Ко мне он воспылал нежными чувствами и несколько раз просил мою воспитательницу отпустить меня с ним погулять за пределы территории. Ну вот зачем? Похвастаться перед ребенком своими творческими достижениями и наградами? Словно мне это могло быть интересно. Безусловно, у меня никакого желания гулять с чужим дядькой не возникало, да и воспитательницы меня не отпускали. Сейчас такого человека сразу бы отстранили от детей. Мало ли что у него на уме.
А по вечерам мы ходили на настоящие танцы! «Оу мэми, оу мэми — мэми, блу, оу мэми блу!» Чтобы малыши, дети из младших отрядов, не приходили на них, старшие придумывали разные «пропуска». Один такой «пропуск» я хорошо запомнила. Это цветок незабудки, приколотый на груди. Простейший цветок! Но у нас он рос только там, где был переход к речке. Малыши туда никак не могли одни отправиться. Не знаю как, но мне удалось тихонечко с кем-то сбежать. Мы нарвали незабудок, прицепили их себе к платьям и явились на танцы с гордым видом. Безусловно, нас пропустили!
Выставка цветов
Еще большим событием, которое проходило у нас в лагере «Огонек», была выставка цветов. Устраивалась она в помещении пионерского штаба, где у нас работали кружки. В эти дни пионерам давалось послабление. Разрешалось незаметно покидать свои отряды в поисках необычных цветов и растений, обязательно поставив в известность своего вожатого.
Об этом событии знали не только в пионерском лагере, но и жители станции Пумпури, так как иногда они страдали от набегов креативных пионеров.
— Я так и знала, что увижу свой цветок здесь! — сокрушалась местная жительница. У нее с подоконника спионерили цветок кактуса. — Ну почему они сорвали именно этот цветок? Рядом стояли другие цветущие кактусы с более яркими и красивыми цветами. Они цветут каждый год. А этот кактус зацвел первый раз за 25 лет!
Один раз в победители вышел наш отряд. У нас была очень красивая пионервожатая Людмила Ивановна из Екабпилса. У меня даже сохранилась ее фотография, и мы с ней много лет переписывались. В нее влюблялись все! И вот один из ее поклонников слетал на Кавказ и привез ей букет настоящих эдельвейсов! Мы набрали сосновой коры, изобразив из нее Эльбрус. А у подножья горы «посадили» эдельвейсы. В местной газете про наши эдельвейсы написали, и народ ринулся на них смотреть.
Запомнилась и композиция мальчишек из первого отряда. Огромный букет крапивы стоял на полу в крохотной банке, задекорированной березовой корой. Композиция называлась «Преступление и наказание». Чтобы каждый понимал, какое непомерно огромное наказание следует даже за малым проступком.
Еще один праздник требовал серьезной подготовки — День Нептуна. Этот праздник проходил на берегу моря, и его зрителями и участниками выступали не только пионеры и вожатые «Огонька», но и отдыхающие. Главным действующим лицом был, разумеется, Нептун. Его окружали русалки с Наядой, локоны которой струились почти до самых пят. Я, благодаря своим длинным волосам, тоже всегда входила в свиту. Ну и, конечно же, черти, озорные и непредсказуемые, от них доставалось всем: и пионерам, и любопытствующим.
Готовились к празднику тщательно. Один раз меня взяли на добычу украшений для русалок. Мы куда-то плыли на лодочке. Как нам рассказывали, глубина этого озера была огромной, бездонной! И только там росли белоснежные водяные лилии, прекрасные кувшинки.
«Там лилии цветут! Цветут…!» Мы вытягивали их немного, чётко по числу выбранных русалок. Казалось, что стебли уходили в бесконечность. Потом мы делали хитрые надрезы, и тянули стебель в разные стороны. Получалось зубчатое ожерелье с лилией посередине.