Он ждал ее, нетерпеливо поглядывая на часы. Секундная стрелка нервничала, бездушно убивая драгоценные моменты его жизни. Круг за кругом, минута за минутой, его жизнь летела в пропасть, беззвучно над ним ухмыляясь. Он подбросил в камин очередное полено и наблюдал, как теперь сгорают минуты его жизни.

— Я что, опоздала? — Она скорее влетела, чем вошла, прицельно клюнув его в щеку. — Ты правда закончил?
— Еще вчера.
— А почему мне не позвонил?
— Позвонил.
— Ах да. Я видела пропущенный вызов. А почему не перезвонил?
— Я послал за тобой машину.
— Так почему не перезвонил? — она подошла к серванту, открывая по очереди дверцы.

— Если ты ищешь, что выпить, то слева.
— Ах да, — она дернула левую дверцу, достала бутылку вина и в нерешительности закружила по комнате.
— Бокалы справа.
— Конечно, — она быстро плеснула себе темно-вишневую жидкость и сделала жадный глоток. — Неплохо.

Она внимательно рассмотрела бутылку, причмокнула, сделала еще глоток и поставила ее в сервант. Справа.

— Успокоилась?
— Да. Давай! — она протянула руку.
— Ты готова?
— Да не тяни уже!
— Я ждал тебя вчера, — он взял со стола толстую стопку исписанной бумаги и протянул ей.

— Название есть?
— Ты его знаешь.
— Я не о рабочем.
— Тогда нет.
— Ладно.

Она устроилась в глубоком кресле, поставив бокал на низенький столик справа от себя. Туда же она положила и рукопись, отщипнув от нее с десяток листов. Он внимательно наблюдал за ее реакцией. Она несколько раз пробежала глазами первую страницу.

— Что это?
— Как что?
— Это никуда не годится! Я прочла два раза и ничего не поняла!
— Включи мозг!
— Зачем? Это не математический справочник! — она третий раз пробежала лист глазами. — Ты сам это читал?

— Зачем? Я писатель!
— Дальше первой страницы никто читать не будет.
— Откуда такая уверенность?
— Ты читал последний роман… — она нахмурила бровки, — ну этого, рыжего?
— Нет!
— И зря! Его рукопись издательства друг у друга рвали.
— Не читал.
— Ну да, вы же друг другу книги только подписываете, а читают уже жены. В лучшем случае…
— Переверни лист и не ной.

Она повиновалась, но, пробежав глазами, бросила бумаги на стол.

— Мы о чем с тобой договаривались?
— Я пишу, ты продаешь!
— Не совсем. Я продаю то, что нужно читателю!
— Ты даже не начала читать! Ты с бодуна? — озарила его мысль.
— А кто сейчас бывает трезвым? — она вскочила, рванула к левому шкафчику, вытащила бутылку и замерла, с удивлением ее разглядывая. — А поприличнее ничего нет?
— Справа!
— Ты говорил слева.
— Это было в прошлый раз.

Она недоверчиво открыла правую дверцу.

— Это же надо! А ты угадал! — она плеснула еще немного в бокал, но бутылку уже поставила на столик.
— Ты еще долго будешь суетиться? — он разглядывал еще недавнюю красавицу, которая так жестоко расправилась с этим подарком судьбы.
— Ладно. Попробую еще раз.

Она вздохнула и принялась читать. Время от времени она делала маленькие глотки из бокала. Он незаметно заменил опустевший бокал таким же бокалом с водой, предварительно убрав бутылку в сервант. Она сделала еще глоток, но подмены не заметила. «Хороший знак» — подумал он, пытаясь прочитать выражение ее лица. Оно отражало пустоту. Как внешнюю, так и внутреннюю.

Он опустился в кресло напротив. Она же, наоборот, приподнялась и, сбросив туфли, устроилась поудобнее, подобрав под себя ноги. Это означало, что она уже зацепилась за текст.

От отца ему досталась прекрасная библиотека и старинный особняк с парком и прудом. От матери — упрямство и трудолюбие. Талант обошел его стороной, но это мало его беспокоило. Талантов мало, а гениев вообще единицы. Стоит ли убиваться по этому поводу?

Он неплохо писал. Именно — неплохо. Но ничуть не хуже остальных, которые упивались своим творчеством, наперекор безжалостным критикам. Кто через сто лет вспомнит тех критиков? А у писателя такая возможность существует. Может и призрачная, но существует! Он вдруг заметил ее умоляющий взгляд. Бокал еще не опустел, значит, дело было не в нем.

— Что?
— Зачем ты пишешь? Ну зачем? — она теребила свой каштановый локон то засовывая его за ухо, то накручивая на палец.
— Что опять не так?

— Всё не так! Сколько раз я тебе говорила: современные люди любят примитивизм! Их словарь давно сдулся, они перешли на двоеточия и скобки! Им не нужны эмоции и твои дурацкие переживания! Они говорят и думают короткими предложениями. Без запятых и многоточий! У них нет времени на многоточия, они его давно растрынькали. Они забивают свои головы всякой дрянью, как и животы! Они кидают в рот топливо! А в голову уже переваренные кем-то мысли! Они не будут зависать над твоими строками, представляя черное небо, играющее звездами над мраморными телами влюбленных, которых ты еще и раскидал по влажной от росы траве! Они не знают, что такое роса! Смятая простынь, по-быстрому сброшенное на пол белье еще поймут, но не далее. Не далее холодильника с пивом.

Она подошла к камину и бросила туда уже прочитанную стопку листов.

— Ты что делаешь? — он с ужасом наблюдал, как огонь пожирает его очередную историю любви.
— Рукописи не горят!
— Еще как горят!
— Рукописи не горят! А это горит хлам! Дерьмо! У тебя предложения, как у Гоголя — на полстраницы! Да человеку за это время двадцать пять раз по телефону смс придут! И столько же раз он отвлечется от книги! И потом ты его уже туда не воткнешь! Никакими силами. Да и вряд ли эта книга вообще попадет в его руки. Ты видел, что читают сейчас? Что переводят на двадцать языков мира?
— Не мой формат…

— Да ты сам не формат!
— На каждого писателя найдется свой читатель.
— Сам придумал?
— И что ты предлагаешь?

— Если не хочешь писать, чтобы тебя читали, иди… Иди рисовать. Опыт у тебя уже был. Может, найдешь свой стиль.
— И что? Примитивизм или наивную живопись?
— Лубок! Хотя и там все теплые места уже заняты. Видишь? — она мотнула головой на камин, — кучка пепла!

Он подошёл к столику и, взяв остальные листы, стал кидать их по очереди в камин, меланхолично сминая каждый.

— Так-то оно лучше.

Она опять двинулась к серванту и, замерев по центру, зависла в выборе дверцы. Открыв правую, она взяла знакомую бутылку и наполнила свой бокал. В этот момент в дверь позвонили. Потом постучали. Еще раз позвонили.

— Кого еще черт несет? — он угрюмо двинулся навстречу нежданному гостю.
— Ты правда закончил? — она скорее влетела, чем зашла.
— Еще вчера.
— А почему мне не позвонил?
— Позвонил.
— Ах да. Я видела пропущенный вызов. А почему не перезвонил?
— Я послал за тобой машину.
— Так почему не перезвонил? Опять пьешь? — она заметила пустой бокал в его руке. — А это что?

Она уставилась на догорающие листы бумаги.

— Дерьмо.
— Стой. Где твоя рукопись?
— Нет рукописи. Я тебя обманул.
— Ты что? Ты опять сжёг свою рукопись?

Она заметалась по комнате.

— Зачем? Зачем ты это сделал?
— Я бездарь. И ты это прекрасно знаешь.
— Ты не бездарь! Ты пьяница! Тебе лечиться надо! Зачем? Зачем ты сжег рукопись?
— Рукописи не горят! И это ты прекрасно знаешь.
— Знаю. Так же знаю, как и то, что и ведьмы не тонут.
— Проверим? — он зло ухмыльнулся, уставившись в окно на гладь старинного пруда, теряющуюся в сером небе.