Глава 2
— Вы поняли, что это не библейский вымысел? — женщина тихонько подошла к нему сзади. Она не плакала. Шикарные волосы с трудом угомонились в скромном узле на затылке.
— Я так и не понял, как я могу вам помочь?
— Главное, что вы поняли, что это не фантазия художника. Федор тоже не сразу поверил, что такое могло произойти.
— Федор?
— Да, Федор Бруни. Он тоже не сразу поверил в это злодеяние, пока не увидел картину моими глазами. Я рассказала ему всё. Пятнадцать лет он работал над своим полотном.
— Но это невозможно!
— Нет в этом мире ничего невозможного, особенно когда это касается страданий миллионов людей.
— Мне кажется, что в этом вы правы. И что же мне теперь делать? Я могу как-то повлиять на… Да я говорю чушь. Я не Господь Бог, хотя и он бывает столь жестоким…
— Суть этой картины в том, что спаслись только те, кто поверил Моисею! Только они. Но дети, дети не могли поверить. Они погибали первыми. Это было страшно. У меня погибла вся семья, и лишь я вот так путешествую во времени, встречая честные, открытые сердца. Увы, с каждом годом мне все реже удается с кем-то вот так свободно поговорить. Люди живут в условных рамках, созданных ими же. Они перестали открыто мечтать, открыто горевать, открыто восхищаться. Слезы восторга, такие же драгоценные, как и слезы сочувствия, сейчас большая редкость. Люди стали плакать только от собственного бессилия, собственного безденежья, болезни и смерти. Но это ведь просто сопутствующие земной жизни эмоции. Они так ничтожны по сравнению с целой, бесконечной жизнью.
— Жизнь, увы, не бесконечна.
— Я могу смело утверждать противоположное.
— И где? Где этот переход? Где эта дверь в бесконечность?
— Она распахивается внезапно, и никто не знает, где его собственная дверь. Нет смысла искать ее раньше времени.
Они вышли из музея, философствуя о будущем и прошлом, об искусстве и музыке, культуре и обо всем человечестве в целом. Ветер с Невы приглашал на набережную.
— Я так понял, если мы встретились, то это не случайно?
— У Бога нет случайностей.
— Это фразу я уже слышал.
— Одна из немногих истин в этой жизни.
Он с интересом изучал эту женщину, путешествующую в мирах. Если до встречи с ней он мучительно желал к ней прикоснуться и утешить ее по-настоящему, по-мужски, то теперь ему и в голову не могло прийти, чтобы просто взять ее за руку.
Она была словно соткана из межпланетного вещества, и он боялся, что от любого его прикосновения она сразу же исчезнет. Словно читая его мысли, она покачала головой:
— А вот об этом думать еще не время.
Он смутился. Получается, она читает его мысли. Что же делать? Как защититься? Как перестать думать о ее неземной красоте, о божественных глазах, в которых скорбь сменил ласковый свет?
— Хорошо, хорошо. Думайте, что хотите. Я больше не буду рыться в ваших мыслях.
— Получается, вы владеете не только своими чувствами и мыслями, вам подчиняются и другие?
— Разум — он один. Если вы сможете к нему подключиться, то перед вами откроются совершенно другие перспективы. Вы сможете общаться не только на огромных расстояниях, но и в разных временах.
— Это уже из области фантастики.
— Отнюдь. Ваше современное бытие уже давно превзошло все самые нереальные замыслы лучших фантастов прошлых веков. И с каждым днем открытия становятся достоянием все большего числа людей.
— А я смогу еще с вами встретиться?
— Да.
— Как и где?
Она засмеялась, словно солнце попало на хрустальный шар, и все озарилось массой солнечных лучиков:
— Вам достаточно просто меня позвать.
— Как?
— Мария. И если наши мысли в это время встретятся, я вас сразу найду.
— Как это загадочно. А если не встретятся? Где я смогу увидеть вас вновь?
— Вы меня позовете.
Он наклонился, чтобы поцеловать ей руку, но девушка словно растворилась в воздухе. Все случилось так, как он и предполагал. Она исчезла, едва он захотел к ней прикоснуться.
С этого момента жизнь его круто изменилась, хотя он и продолжал, как и раньше, тщательно за собой следить. Глядя по утрам на свое отражение он любил повторять:
— Ты стареешь, моя маленькая звездочка, — он похлопывал себя пальчиками по лицу.
С юности он был душой компании, и его обожали все. Он же, в свою очередь, редко кого близко допускал к себе.
Завистники считали его чудаком, конкуренты побаивались, не зная, чего от него можно еще ожидать. Остальные молча терпели его чудачества и истерики, понимая, что в душе он удивительно добрый и хороший человек.
Он мог плакать над детским рисунком и падать в обморок, увидев на стене паука. При этом в самых сложных жизненных ситуациях он обнаруживал в себе недюжинные силы на борьбу с неожиданными ударами судьбы и спокойно выходил сухим из воды в, казалось бы, совершенно безнадежных ситуациях.
Вот уже тридцать лет он жил со своей тайной, не допуская никого в свои межпланетные отношения.
Он продолжал видеться с Марией. Они так же гуляли по набережной, ходили в музеи. И не могли нарадоваться своему необычному знакомству. Мария была так же прекрасна, как и при их первой встрече.
Единственное, что его удручало, что он не мог представить это небесное создание никому из своей многочисленной семьи. Хотя в этом и был его плюс. У него не было конкурентов, никто не соревновался с ним в остроумии, никто не затмевал его философские находки.
Мария рассказывала ему о бесконечности человеческого сознания, об отношениях между мирами, диспутах между поколениями ученых.
Все это было фантастически нереально, но в то же время он постоянно находил подтверждения этим играм разума в новых открытиях и катастрофах, которые, несмотря на предпринятые меры, не могли вовремя предотвратить, опять же по нелепой самонадеянности властей, не слушающих свою интуицию и не видящих лежащие на поверхности подсказки.
Об этом он узнавал позже, так как не мог вмешиваться в международные события. Да и кто послушался бы восьмидесятилетнего старика с его пророчествами.
Его семья весело реагировала на его чудачества, так как все безумно его любили, а внуки висели на нем, как яблоки в урожайный год. Он прекрасно понимал философию малышей, легко читал их мысли, узнавал сокровенные желания и помогал им вместе их осуществлять.
Дети подозревали, что дед замешан во многих семейных чудесах, но раз он так тщательно маскировался, не портили его игру.
Уже неделю Мария не приходила к нему. Как он ее не вызывал. Он шептал ее имя, а когда никого не было рядом, кричал волнам в надежде, что они донесут до нее его зов. Но Мария не появлялась.
«Может, я чем-то обидел ее? Или затронул запретную тему, и ей запретили со мной видеться? Но мы не касались политики, не касались судьбоносных проектов. Что могло случиться?»
Один раз уже такое случалось, когда картина была на реставрации. Но она предупредила его заранее, что они не будут видеться какое-то время. У него пропал аппетит и желание общаться с родными. Семья, заметив, что отец не в духе, старалась не беспокоить его по пустякам.
И в тот день, когда он не спустился к обеду, никто из домашних не удивился. В последнее время он мало кушал и заметно похудел, хотя и так был в наилегчайшей весовой категории, несмотря на приличный рост.
Случалось, что за целый день он ограничивался парой чашек кофе, а спускался лишь к вечернему чаю. Его отсутствие за ужином серьезно обеспокоило домашних. Но когда сыновья поднялись, они увидели, что их отец мирно качается в кресле, наблюдая, как белый парусник танцует на волнах.
— Мария, это и есть та дверь?
— Да. Та самая.
— Как красиво! Я давно не ходил в море.
— Мы решили, что это будет достойным переходом.
— А как же моя семья? Я не попрощался.
— Я не думаю, что они смогут тебя отпустить. Ты останешься с ними на связи, и они очень быстро это поймут, так что горевать по тебе не станут.
— Это правда?
— Они только завтра поймут, что ты их покинул.
— Когда я увижу их вновь?
— После официальных формальностей, которые никому не нужны. Но раз люди привыкли делать бизнес на чужом горе, мы не вправе в это вмешиваться.
Кораблик весело мчал навстречу облакам, а ветер колыхал седые кудри того, что осталось от этого милого, но сложного человека.
— Это дедушка помог тебе справиться с этой сложной задачей!
— Нет, я сам!
— Попробуй подумать, откуда мог прийти ответ в твою пустую бестолковую голову!!!
Два белокурых мальчонки носились друг за другом. Младший отчаянно отбрыкивался от старшего, пока тот не зацепился за ковер и не растянулся во весь рост в гостиной.
— Ага! Ага! Опять скажи, что мне дедушка помог!
— Конечно помог, ты был его любимчиком, — мальчишки хохоча выскочили в сад.
— Как они быстро растут.
— Но если ты будешь выполнять за них всю домашнюю работу, они вырастут полными оболтусами.
— Хорошо, Мария, я больше не буду.
— Ты это говорил уже тысячу раз.
— Главное, что в этой семье никто толком и не понял, что я от них ушел.
— Они просто очень тебя любят.
— Отец! Отец!!!
— Ну вот, опять.
— Отец, ты, конечно, можешь не отвечать, но я очень сомневаюсь, что моя старшая сама выиграла этот грант.
— Честно говоря, я упустил этот момент. Значит, малышка сама смогла эта сделать. Или? Мария, ты же мне только что говорила, что не надо вмешиваться в детские дела?
— А кто же виноват в том, что ты следишь только за своими мальчишками?
Они продолжали спорить, а кресло привычно покачивалось на ветру, забавляя сидящих на парапете чаек.
Марина Денисенко
28.02.2009
